«Пиратская сага» — это глава из книги, выложенная здесь целиком, но за три раза, так как опубликовать сразу большой текст не удаётся.

         Спустившись с квартердека, чертыхаясь, с заметной хромотой шаркая грузными шагами по выдраенной до блеска и оттого казавшейся новой палубе, он пересёк её и остановился в задумчивости. Поглаживая эфес своего палаша, всё ещё прокручивая в голове услышанную от Марко историю, он простоял так с минуту. Вынув из-за пазухи своего мундира подзорную трубу, он направился к фальшборту. Опершись больной ногой о планширь, он стал разглядывать лежащие по левому борту мелкие каменистые практически лишённые растительности острова, на безопасном расстоянии от которых стал на якорь его фрегат. «Капитан», — раздался голос старшего помощника, вместе с квартирмейстером подошедшего к Баллоку.

Джеймс Льюис Баллок был офицером до мозга костей. Много лет провёл он на службе Его Величества, пока не был доверен ему фрегат с говорящим названием «Громобой», ибо стал он бичом возмездия всему пиратству архипелага. А имя Баллок обрело широкую известность, стало нарицательным в тех краях и грозным даже среди самых бравых морских разбойников, избегавших с ним встречи. С особым пристрастием и рвением он выслеживал, атаковал и топил корабли испанских приватиров. Восхищались им и его же ненавидели колонисты, для одних из которых он был героем, спасителем, идолом преклонения, а для других, принадлежавших к враждебному государству – кошмаром. Нет, он не нападал на торговые суда, не осаждал колонии, но обладал некими уникальностью и прозорливостью, внезапно появляясь в гуще сражения в самом его разгаре, оказывая помощь соотечественникам и союзникам, сокрушая корабли и даже целые эскадры противника. Ранение в ногу он получил как раз во время такого морского боя, когда брал на абордаж военный корабль. В морском деле он знал и умел всё: командовал абордажной ротой, сражаясь бок о бок со своими солдатами, умел быстро перезарядить и прицельно выстрелить из пушки не хуже опытного канонира, управлялся со снастями и парусами как заправский матрос. Словом, капитан Баллок слыл настоящим морским волком. Он считал, что настоящий командир не вправе требовать от подчинённых большего, чем может сделать сам. И таких же надёжных и умелых офицеров подбирал Баллок себе в команду. С течением времени ранение давало о себе знать, и капитану пришлось стать несколько менее подвижным. Но при этом он по-прежнему держал на вверенном ему судне строжайшую дисциплину. Она в первую очередь была залогом его успеха.

Сам «Громобой» никогда не ходил в эскадре, его бравый капитан действовал в одиночку, выполняя особые поручения генерал-губернатора, а также выискивая пиратские и приватирские суда. И в этом он был мастер. морскими разбойниками у него были свои личные счёты. И на то имелись веские причины: группа пиратских судов, состоявшая из корвета, брига и шлюпа под покровом ночи внезапно атаковала караван, состоявший из шебеки и шнявы, и подходивший к берегам французской Эспаньолы, направляясь в Порт-о-Пренс. Неизвестны мотивы нападавших, ведь в трюмах атакованных судов кроме провизии и боеприпасов не было никакого ценного груза. Лишь почтовая корреспонденция и с десяток пассажиров на борту шнявы. Шебека же в том рейсе выполняла роль конвоира, сопровождая посыльное судно. Со слов смотрителя маяка, пираты действовали очень быстро и слажено. Смотритель сумел разглядеть шлюп с его ярко-красными парусами, и в дальнейшем описал его Баллоку. Были ли то испанские каперы (приватиры), или обычные пираты, он не знал, но уверял, что негодяи ретировались до прихода патрульных французских судов и направились в сторону испанской Эспаньолы. На одном из двух разграбленных и потопленных пиратами судов, в качестве пассажиров находились супруга и дочь капитана Баллока. К тому моменту они не виделись с ним несколько месяцев, а после той ночи не увиделись больше никогда.

Выследив в море шлюп о красных парусах, несущий чёрный с черепом флаг, Баллок взял его на абордаж. После успешного и лёгкого боя он лично допрашивал капитана «Кровавой Пляски», — так именовалось то судно. И Барнс — имя пленника, признался в своём участии в нападении на шебеку и шняву недалеко от Эспаньолы. Поведал о кораблях-союзниках и их капитанах: Грегори Джойсе, командующим бригом «Цербер», и пиратском бароне испанского происхождения Карлосе Монтойи, командующим корветом с папистским названием «Санта-Климентина». Главным для Баллока было узнать о судьбе своей семьи. Барнс поведал о незавидной участи женщин, захваченных со шнявы: они были доставлены на корвет, а после того как его команда вдоволь с ними поразвлеклась,  уже на суше по приказу Монтойи женщины были сожжены.

Капитан Баллок раньше не испытывал ненависти к испанцам, но как британский подданный и офицер воевал с ними. С куда большим азартом воевал он с пиратам, исполняя свой долг. Но после разговора со Стивеном Барнсом, которого собственноручно казнил, объявил личную войну всем пиратам и каперам, независимо от того какому монарху они служат. И эту войну он вёл успешно. Но главная цель в лице Карлоса Монтойи и его корвета с экипажем отъявленных мерзавцев пока оставалась недосягаемой. Нигде не удавалось Баллоку встретить этого врага. Шли годы. И вот незадолго до событий, которые мы ниже опишем, по архипелагу стали доноситься слухи, что известный пират Грегори Джойс якобы не выплатил своему барону причитавшуюся тому долю от добычи после очередного морского грабежа. И за это пиратский барон озлобился на него и пообещал наказать. Но это право совершенно справедливо предназначалось капитану «Громобоя».

И фрегату Баллока почти удалось настигнуть бриг капитана Грегори Джойса «Цербер». Почти удалось, но он опоздал. Опоздал из-за непроглядного тумана, внезапно сковавшего всё вокруг. А теперь, по словам Марко, «Цербер» покоится на дне где-то здесь в окрестных водах.

Баллок направил свою подзорную трубу на шлюпку, стоявшую у берега самого крупного из группы островов, различил на ней название судна, с которого она была спущена. «Цербер». Он повернулся к своим офицерам и произнёс: «Этой группы островов нет на карте. Команда „Цербера“ именовала себя чёрными псами — так острова и назовём, а самый большой из них — Островом Цербера. Пусть приведут сюда этого Марко!»

Наш герой не томился в ожидании, напротив, он отдыхал после кошмарной ночи, высосавшей из него силы, отнявшей верного друга. Он отдыхал после нескольких часов, проведённых на клочке суши под палящим солнцем наедине с его телом. Тогда на острове, выкопав найденным в шлюпке абордажным тесаком небольшую ямку, он перетянул в неё тело Рикко, после чего присыпал его камнями, которых было на острове в изобилии. Затем, выбрав самый большой из имевшихся в наличии клинков, вонзил его в землю рядом с могилой: «Знаю, ты предпочёл бы тяжёлый двуручный меч, но это ни та эпоха». Теперь уже на судне он находился в задумчивости наедине со своими мыслями, не обращая никакого внимания на присутствие солдата, который держал в руках флотский карабин и пристально смотрел на него. Измученному герою было о чём подумать.

Марко сообщил Баллоку о том, что шлюпка пристала к острову ещё до рассвета, и, стало быть, ветер нёс её к суше не более двух часов. Отсюда они оба сделали вывод, что «Цербер» затонул неподалёку. Когда Марко, уже находясь на острове, увидел алый, но вызывающий тоску рассвет, то вспомнил, что такое бывает в его мире, если ночью пролилась кровь. «Неужели я вернулся?»  — сомневаясь подумал он тогда. При солнечном свете с фрегата он хорошо разглядел то место, куда пристала шлюпка, приведшая его к спасению, а Рикко к упокоению. Тела троих пиратов он хоронить не стал, они так и остались лежать в кокпите под нещадно палящим солнцем. Рассмотрел Марко и остальные острова той группы. Он их узнал. Когда-то здесь проходила галера, на которой он был рабом, на которой он впервые встретился с Рикко. И он прекрасно помнил название этого места — Риф Мертвеца. Именно здесь были казнены другие рабы: его товарищи, которых вместе с ним пленили охотники за головами. Все его невероятные приключения и выпавшие на долю тяжкие испытания через пленение и долгое заключение, бегство, многочисленные сражения, посвящение в члены ордена, путешествие в другой мир, вновь привели его сюда, в это кровавое, но по прежнему остающееся красивым место. Теперь Марко не сомневался: он дома, то есть, он в своём мире. И вот он как раз размышлял о том, что, видимо, в тумане открылся портал, перенёсший в Эратию бриг, напавший на него корабль-призрак и этот английский фрегат, на котором он сейчас находится. И вдруг его словно осенило: в прошлый раз, когда они с Рикко и другими случайно прошли через портал, выведший их в Земной мир, они заблудились в непроглядном тумане, из которого вышел кем-то проклятый чёрный дракон; а теперь из тумана вышел корабль-призрак; они — наверняка стражи портала, а сам он перемещается и открывается в определённое время, либо чья-то сила заставляет его открываться, или порталов просто несколько. Мысли мешались, вопросов было немало. И в этот момент его позвали, пригласив проследовать к капитану судна.

Карауливший с карабином солдат шёл сзади на расстоянии от Марко, двое шествовали впереди.

— Капитан, позвольте мне проститься с другом, — первым выпалил Марко, подойдя к группе офицеров. — И ещё, я бы хотел убрать оттуда, либо сжечь ту шлюпку, чтобы не осквернять его память присутствием тел проклятых пиратов.

— Вы пытаетесь доказать нам, что не являетесь одним из них, что Вы не пират?

— Я не пират, — спокойно отвечал Марко. — Я пленник, как и мой друг. Мерзавцы использовали его как заложника, чтобы я привёл их к спрятанному кладу. Они избили его плетьми и привязали к бушприту. Я перерезал путы, когда на судно напал корабль-призрак и завязался бой. Перерезал той самой дагой, которой отправил Джойса к праотцам. Во время морского боя я вернул её себе, отобрав у боцмана пиратов.

— И когда же это произошло, убийство  капитана Джойса, перед вашим побегом? — с любопытством поинтересовался Баллок.

— Нет, это произошло ещё задолго на суше в городе. А его приятели схватили нас у мыса. Командование взял на себя старпом Джойса. И я бы попросил Вас вернуть мне дагу, она очень многое для меня значит.

— На Карибах я нередко слышал про корабль-призрак. А были даже такие, которые выдавали себя за него, за «Летучего Голландца». Сколько этих клоунов мы потопили… Но корабль-призрак ни я, ни кто-либо из моих людей, не встречал. Морякам, особенно пиратам, свойственно быть суеверными, но мы английские офицеры, и верим в то, что истребим вас всех, мы верим в победу Англии, не верим во всякие проклятия и призраков. Вы действительно не выглядите как пират, да ещё в исподнем больше похожи на пленника. А может, на проснувшегося в ночи и сбежавшего с поля боя? Вашим словам трудно поверить!

— Мне лично «Климентина» ничего не сделала. Эти мертвецы предоставили шанс для побега. А друга моего изувечили на «Цербере», от этого он и скончался.

— Как Вы сказали? Повторите название судна, атаковавшего «Цербер»!

— «Санта-Климентина».

Повисло молчание… Смотревший сверху вниз, нахмурив при этом брови, капитан Баллок, медленно поднял свой взгляд и тихо спросил:

— А какой тип корабля?

Марко плохо в этом разбирался. За время, проведённое в Новом Свете Земного мира, он много чего успел освоить и изучить. Главным из всего, пожалуй, был разговорный английский язык. Также он изучил карту архипелага и вник в морское дело, но до освоения всех тонкостей которого ему было далеко. И посему он не отличил бы бриг от шхуны, и не распознал бы корвет.

— Не знаю. Корабль похож на этот, но меньших размеров, я думаю.

— Это он. Корвет, — тихо произнёс капитан.

— Не может быть! — громко выпалил старпом.

Кто-то ещё из стоявших рядом офицеров улыбнулся, произнеся:

— Ха! Мы ведь слышали, что эти пираты уже успели разругаться?! Может добычу не поделили, или, быть может, в них заиграло чувство патриотизма, ха-ха… Испания-Англия...

— Прошло много лет. А «Климентину» уже давно никто не видел. Хватит пустых разговоров! Быть может, они ещё недалеко ушли и медлить нельзя! Господа! Нам есть чем заняться! — звучным и решительным голосом произнёс Баллок.

Затем он ласково положил свою могучую руку на плечо Паттерсону, старшем канониру, и попросил того взорвать шлюпку. И тот час же обратился к старпому:

— Отходим. Командуй. А я ещё немного побеседую с нашим гостем.

Вскоре прогремел пушечный залп. От попадания разрывным ядром шлюпка разлетелась в щепки. Теперь от «Цербера» не осталось ничего.

— Поднять Якорь! — раздался голос старпома.

А Баллок уже в капитанской каюте, наливая выпить спасённому пленнику, расспрашивал того о «Санта-Климентине». Марко рассказал не много, ибо видел он совсем мало, больше слышал. То были залпы орудий, треск дерева, крики боли и ужаса, вопли… но самое главное, это леденящий душу скрежет, который почуяли все на «Цербере» за мгновенье до появления из тумана корабля-призрака. Марко попросил у Баллока тетрадь, чтобы вести новый дневник, и начать он хотел с воспоминаний о прошлой ночи. Первое, что он написал, это сочинённые на скорую руку прощальные строки.

Я не забуду туманную ночь,

Что в бездну коварную нас занесла,

Что нам испытанием стала, и прочь

Как ушла, так тебя с собой унесла.

А накануне, мой друг,

Приснился тебе крестовый валет.

И сам же погиб, не выдержав мук,

Прежде чем алый забрезжил рассвет.

В отчаянии долгом связанный братским,

Едва живого тебя пытался спасти.

И с судна, объятого пламенем адским,

Через пушечный порт сумели уйти.

Плывя, за бочонок держались

В том мрачном тумане ночном.

За него как за жизнь мы хватались.

С тобой выбирались вдвоём.

Не глядя вперёд, беспокойно, в тумане

Окутавшем море, мы медленно плыли.

Вдруг шлюпка внезапно перед глазами

Предстала – пропало тот час же унынье.

Подплыв, лишь к борту её прикоснулся,

Как ужас пронзил леденящей стрелою:

Я в кокпит с надеждою глянул и ужаснулся:

Безжизненных тел было там трое.

В шлюпку забравшись, тебя в неё потянул.

Средь тел в ней лежали клинки и пистоли.

Лишь тогда я увидел, что ты навеки уснул.

Крик  боли, а на губах вкус солёного моря.

Бренное тело твоё, мне такое родное,

Я в шлюпку с трудом затащил.

Обнял его. Горе, о горе!

Рядом прилёг и твои веки прикрыл.

Биение сердца и мыслей в голове кутерьма.

«О, друг, шлюпки враг не заметил бы в море» -

Я с трудом повторял, глядя на тебя.

Усталость сломила, уснул я, наверное, вскоре.

И вот мы приплыли, лежишь ты в земле,

Прикрытый каменьями из мира родного.

Я знаю, ты там не в пустоте -

Ты средь героев пируешь, ты дома.

Спи, мой друг и ни о чём не думай.

Пусть снятся тебе хорошие сны.

Лишь в мыслях моих теперь шумно –

Преследуют страхи, как гаснут огни.

Преследуют они и при солнечном свете

В воспоминаниях о тех событиях ночных:

Перед глазами встаёт в жутком цвете

Картина приключений наших морских.

Отчётливо помню тот зловещий туман,

Окутавший море на несколько лиг.

Он нас опьянил словно дурман,

И в водах морских затерялся тот бриг.

В коварную ночь некто врага наказал.

Он призраком был и он победил.

Я помню в треуголке скелета оскал,

Что убийцу твоего погубил.

Великого воина и друга я потерял,

Что в битвах бывал и в мире ином.

Что дружбы и веры своей не менял,

И жизнь прожил достойно с клинком.